Место проведения: Арт-Холдинг Татьяны Никитиной
Время проведения: 25 января - 15 марта
Год: 2008
Выставка «Ужель та самая Татьяна?..» посвящена женскому образу в работах современных художников.
Какая она, сегодняшняя женщина, и как видят ее художники начала третьего тысячелетия? Женские судьбы, истории волновали и вдохновляли поэтов и живописцев всегда. И очень хочется видеть в работах наших современников романтический образ самой лучшей и красивой, удивляющей и возвышающей, вдохновляющей и благословляющей женщины — женщины на все времена!
На выставке были представлены работы Феликса Волосенкова, Владимира Загорова, Анатолия Заславского, Арона Зинштейна, Валерия Лукки.
Зинаида Арсеньева «Женственность – вечная и роковая»
Женская тема сейчас востребована музейными кураторами и галеристами всего мира. Она в моде. Её трактовки различны.
Идея выставки, придуманной куратором Ириной Болотовой и названной пушкинской строчкой «Ужель та самая Татьяна?..», — показать отражение современной женщины в современной живописи. Понять, каков сегодня идеал женской красоты, есть ли в творчестве художников, обращающихся к женскому образу, место романтике?
Если бы какой-нибудь режиссёр-модернист решил поставить сегодня фильм по роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин», знаменитая сцена письма Татьяны выглядела бы несколько иначе.
Девушка изливала бы свои чувства не бумаге, озарённой трепетным, живым и таинственным мерцанием свечи, а компьютерному монитору, излучающему белесый демонический свет.
Но при этом Татьяна так же мучилась бы и страдала, подбирая те единственно нужные слова, которые могли бы рассказать о любви, и трепетала бы в страхе быть непонятой, отвергнутой...
Эпоха невинности давно завершилась. Современная женщина научилась выживать в этом жёстком, мужском мире. Она свободна и независима, умеет постоять за себя, но под этой бронёй порой скрывается нежная и трепетная душа, жаждущая любви.
Художники тонко чувствуют эту мерцающую двойственность современного женского образа: нежность и агрессивность.
Если одних художников притягивает eternal feminine, то других больше интересует тип роковых и даже падших женщин, способных разрушить жизнь любящего мужчины и погубить его.
Любопытно, как в зависимости от трактовки женского образа меняется и пластический язык, собственно живописная основа.
В наше время красота часто становится принадлежностью глянцевых журналов и рекламной эстетики. Но романтический идеал красоты, воплощённый в работах Владимира Бабунца, Лоры Малышевой, Мстислава Павлова, Николая Резниченко, не имеет ничего общего с лакированной, пошлой красивостью.
Женщина, изображенная на портрете Владимира Бабунца, напоминает о классическом сюжете «Венера перед зеркалом». Она словно позволяет любоваться собой, как и белыми цветами в вазе, несомненно подаренными ей в знак восхищения.
В женском образе Лоры Малышевой слышны отголоски Средневековья с его прекрасными дамами и рыцарской любовью. Говорящая деталь — ваза с фруктами как символ плодородия, полноты жизни и её вечного обновления.
У Резниченко красивая женщина в белом платье в одной руке держит маленького мужчину во фраке, в другой — ключик. Глаза женщины закрыты. Что это — намёк на то, что любовь слепа и часто лишает человека своей воли, превращая в марионетку? Или женщина — это сама судьба, которая играет людьми и даже богами?
Анатолий Заславский из тех художников, кто сохраняет верность собственно живописи, хранит традиции, мастерство. Его городские пейзажи всегда очеловечены, одухотворены. У него даже небеса могут разговаривать с домами, теснящимися где-нибудь на Петроградской. Жёлтая палатка, красный фургон и такое же яркое пальто женщины, бредущей по улице, не просто оживляют петербургский пейзаж, выдержанный, как водится, в коричнево-серых тонах. Они вселяют в зрителя ту беспричинную радость, которая посещает людей только в солнечные дни или когда они влюблены.
Его женские образы, независимо от антуража и костюма, не привязаны к определенному времени. Сквозь женские лица словно просвечивают черты предков. Мы все связаны друг с другом, в настоящем всегда проглядывает прошлое...
В картинах Владимира Загорова царит цвет, которому принадлежит ведущая роль в создании образа. В «Женщине с гитарой» все построено на фантастически красивом сочетании лимонно-жёлтого с отливом в зеленоватый (какой-то кисло-сладкий оттенок) с переливами синего и голубого. Картина словно залита лунным светом, но это не совсем привычная нам луна — бледно-зелёная. Женщина, склонившая голову над гитарой, не красива. Но она таинственна, страстна и нежна, как южная ночь.
Арон Зинштейн — художник мощного темперамента, его творчество связано с традицией экспрессионизма. Он словно не поспевает за своей кистью, которая, дрожа и вибрируя от нетерпения, старается схватить за хвост быстротекущее время.
На этой выставке Арон Зинштейн представляет несколько работ, но более всего для раскрытия заданной темы интересна его «Велосипедистка». Одетая в купальный костюм и белые носочки, девушка изображена в профиль. Бело-розовая кожа на голубовато-зеленоватом мерцающем фоне кажется ещё более нежной, отливая перламутром.
Галина Коростик — художница, принадлежащая совсем иной традиции. Утончённые, изысканные, даже какие-то эстетские работы, выполненные в сложной смешанной технике, отсылают к графике начала XX века. Её не привлекают образы обывателей. Она черпает творческую энергию в источниках, доступных не каждому, будь это немое кино, китайская поэзия или Серебряный век. Прелестная девушка в маленькой шляпке и матроске, с теннисной ракеткой в руках о чем-то грустит на пляже. Перламутровая раковина — напоминание о боттичеллиевском «Рождении Венеры». Образ же девушки воскрешает в памяти шедевр Лукино Висконти «Смерть в Венеции» и коварную улыбку Тадзио, в лице которого странно смешались невинность и искушенность. «Теннисистка» Коростик — из другого времени, сегодня подобных девушек нет. Её утончённая, светящаяся, словно сделанная из серебра прелесть объясняет, почему искусство и мода так часто бывают обращены в прошлое, не замечая настоящего.
Феликс Волосенков в декоративных натюрмортах умудрился выразить идеал красоты нашего времени. На зелёном фоне — крупные, какие-то агрессивные в своей яркости тюльпаны, чей цвет напоминает знаменитый «шокирующий розовый», введенный в моду в тридцатые годы прошлого века Эльзой Скиапарелли, которая много сотрудничала с Дали. Розовый и зелёный, цветосочетание немыслимое во времена Чехова, считавшееся вульгарным, дисгармоничным, сегодня признано эффектным и модным.
Многие живописцы отличались пристальным вниманием к дамским нарядам и украшениям. Константин Сомов, работая в 1916 году над портретом Е. Носовой, замечает в письме, что модель позирует в платье от Ламановой, и даёт его подробное описание.
Модельеров, в свою очередь, нередко вдохновляла живопись. Работа Татьяны Парфёновой, которая с давних пор дружит с живописью, становится одним из смысловых центров экспозиции. Изображённое ею вечернее платье, словно ещё не успевшее остыть после разгорячённого тела, полного жизни и желаний — это своеобразный женский портрет. Одежда, тесно соприкасающаяся с человеком, словно впитывает в себя и сохраняет частицу его души, энергии. Марсель Пруст называл платья «живыми», видел в них бескорыстие, задумчивость, сокровенность, какие-то тайные намерения, память об исцелении или любви...
Но это, как часто бывает с одеждой, ещё и портрет эпохи. Какое-то щемящее чувство вызывает картина Константина Троицкого «Поэт, муза и кот». На полотне — идиллия. Мужчина в рубашке с романтическим жабо и скромная женщина в переднике держатся за руки, трогательно прижимаясь друг к другу. А у их ног вьётся кот, хранитель домашнего очага. Он — поэт, обитающий в мире фантазий, она — преданная ему жена, которая посвятила жизнь служению любимому. Возможно, это мечта о счастье, прекрасная и недостижимая. Жена художника — нелёгкий труд, требующий самопожертвования. Сегодня, в век торжества феминизма, не так уж много найдётся женщин, готовых на подобный подвиг — быть женой художника.
Платон подразделял любовь на земную и небесную, плотскую и идеальную. В работах современных художников можно найти как светлый, божественный отблеск Афродиты Уранос (любви высокой, идеальной), так и инфернально-красные сполохи Афродиты Пандемос (любви низменной, плотской, продажной).
В картине Алексея Штерна «На рынке» мясные туши и свиные головы, напоминающие барочное изобилие натюрмортов Снейдерса, символизируют власть плоти, грубоватые земные радости. Однако продавщица, торгующая мясом, сжимающая в руках нож, вовсе не выглядит грубой торговкой. Она кажется бесконечно женственной, мягкой, чуть печальной, словно грезит о любви — возвышенной, идеальной.
Феликс Волосенков в «Сияющей женщине» создал образ блондинки, этакой Барби постсоветской эпохи, «материальной девушки». Главное в этой обнажённой немолодой красавице даже не тело, весьма далекое от совершенства, а волосы — золотисто-жёлтые, завитые, пышные. Художник делает их рельефными, они словно прорываются из двухмерной плоскости картины к нам — в третье измерение.
Что есть красота? Нет ничего более субъективного, изменчивого, зависимого от моды времени и стиля эпохи. Но всегда в сухом остатке — то, что нетленно, сама суть женственности вечной, роковой...
Зинаида Арсеньева
Каталог выставки: http://artholtn.ru/files/Maket.pdf
